Представленный ниже материал представляет собой сокращенный раздел монографии:

Березина Т.Н. Многомерная психика. Внутренний мир личности. М.Per Se, 2001, с.168-186.  (раздел 3.2. Внутренний диалог в поэтическом творчестве).

Переход на главную страничку Эксперимента http://experiment4.narod.ru/index.html.

При использовании материалов с сайта – ссылка на сайт  или монографию обязательна.

 

СУБЪЕКТЫ ВНУТРЕННЕГО ДИАЛОГА.

(Какой смысл несут местоимения в поэтическом творчестве.)

Введение. Само понятие “субъект” ведет свое происхождение от латинского слова  subjectum  - подлежащие,  которое ,как известно,  является главным членом предложения.  Быть субъектом значит "быть творцом",  носителем активности , источником познания и преобразования. Кто же может быть субъектом?  Прежде всего субъект - это сам человек,  - активный творец своей жизни (К.А.Абульханова). Иногда субъектом называют целую группу людей (коллективный субъект – А.Л.Журавлев).

Но возможны ли маленькие субъекты внутри нас? Части нашей души, которые живут в нас, думают наши мысли и обладают некоторой автономией. Знание о таких частях в своей душе – очень важно, потому что знание – сила. Потому что эти части – могут нести в себе какие-то свойства и качества, малодоступные нашему Я. Возможно, через некоторые такие части можно будет связаться со своим глубинным подсознанием и вытащить оттуда прежде неосознаваемую способность. Эти части – наши скрытые резервы. Психологи и психотерапевты неоднократно пытались найти доступ к этим внутренним субъектам и использовать их силу на пользу целостной личности.

 Еще С.Л.Рубинштейн в своей известной работе "Человек и мир" писал: "Каждое Я - поскольку оно есть и всеобщность "Я" - есть коллективный субъект,  содружество субъектов, "республика субъектов",  содружество личностей, это "Я" - есть на самом деле "Мы". Или как говорил Ромен Роллан:"В одном  человеке обитает множество различных людей".    Во многих направлениях психотерапии:  НЛП,  психосинтез, гештальт-психология,-  считается,  что подобных  “людей внутри меня” может  быть сколько угодно, играют они самые разнообразные роли и называются они субличности. Впрочем, полностью реализовать скрытые силы собственных субличностей пока не удалось никому. Их тайны  все еще ждут своих исследователей, в том числе и нас с вами, экспериментаторов Эксперимента. Но это будущее.

Задача этого нашего исследования была куда скромнее. Определить какие субличности существуют в человеке. И груз какой психологической информации каждая такая субличность несет. Если мы будем знать, это поможет нам однажды в будущем эксперименте отправиться вглубь себя. А пока просто анализ.

В качестве модели личности  мы взяли поэтическое творчество, в котором на наш взгляд явно проявляется внутренняя структура личности творца со всеми ее автономными частями души.

Что же это за “люди” выступают  субъектами  нашей  собственной внутренней  речи? Для удобства анализа внутреннего диалога попробуем попробовать выделить  единые для всех людей структуры, интегрирующие вокруг себя специфический психический материал, или являющиеся индикаторами отдельной смыслообразующей позиции (по Г.М.Кучинскому).  И эти структуры всем нам хорошо известны:  это Я  (например, в такой мысли: “я полагаю,  что я все-таки прав”), Мы (в мысли:  “какие же мы, русские, особенные...”), Ты (мысль: “Ну что ты будешь делать”), и тому подобные.  Да, это местоимения. Согласно нашей гипотезе, употребление в речи (все равно внутренней или внешней) тех или иных местоимений не случайно, каждое местоимение выражает свою определенную  область психического.  В дальнейшей работе мы разберем какие именно особенности личности выражает то или иное  местоимение.

Структура личности. Еще древние египтяне (Рак И.В. Мифы древнего Египта) считали человеческую психику весьма сложной по структуре и выделяли в ней пять независимых  частей или душ,  не считая тела -Сах, которое в земной и загробной жизни играло не меньшую роль, чем души. Первая душа - Рен - имя человека,  которое  дают ему при рождении родители и знание этого имени дает определенную власть над всей личностью. Кроме Рен есть и другие души, сущности. Ка - двойник, существует в особом измерении и не встречается с человеком ни на этом ,  ни на том свете. Душа Ба - сокол с человечьей головой, его жизненная сила, именно с ее отлетом человек умирает. Также еще есть Ах - сияние, и Шуит - тень, обряды  и  верования,  связанные с этими двумя душами практически неизвестны. Почти все эти души, впервые описанные в Древнем Египте, имеют свои соответствия среди архетипов личностного бессознательного в аналитической психологии.

В психологии получило развитие выросшее из психоанализа направление, традиционно рассматривающее психику человека  как  некую  структуру,  и  структуру чрезвычайно сложную, включающую в себя и сознательные  и  бессознательные  компоненты. Поздний  Фрейд  выделял следующие структурные части психики: Эго (Я),  Оно (все неосознаваемое), Сверх Я. Аналитическая психология  К.Юнга  пошла  дальше,  углубив  это представление и выделяя, кроме личного (индивидуального) бессознательного,  еще и коллективное - более глубокий пласт психических проявлений, присущих всему роду человеческому.

 В аналитической психологии  психика также представляется как сложное многоуровневое образование, при этом основой для формирования всей этой структуры являются личностные архетипы  (Эго, Персона,  Тень,  Анима/Анимус,  Мудрый Старец,  Самость). Природа этих структур двойственна,  с одной стороны,  как  архетипы,  они принадлежат коллективному бессознательному, с другой стороны, они являются индивидуальными личностными образованьями.  По Юнгу, эти структуры  персонализованы и могут обладать сознанием и самоосознаниям.  Они являются как бы теми изначальными зародышами, на основе  которых и формируется индивидуальная личность,  под действием, естественно, внешних факторов: семья, школа, улица.

При исследовании внутренней речи исследователь  сталкивается с  ее  принципиальной не наблюдаемостью для внешнего наблюдателя, на то оно и внутренняя. Изучение же субъектов внутреннего диалога еще более затруднено, ибо большая часть их - бессознательны. Обычно исследователь стремиться перевести внутреннюю речь во внешнюю, например,  путем  фиксации разговора с самим собой или же изучает биографический материал - дневники,  или художественное творчество.

В нашей работе мы  взяли  в  качестве  объекта  исследований именно художественное творчество,  особенно то направление, которое Юнг назвал визионерским,  и которое, по его мнению, рождается в глубинах бессознательного и прорывается к поверхности сознания творца в готовом виде,  сохраняя для наблюдателя  особенности внутренних взаимоотношений.

В литературе, а особенно поэзии, как самом визионерском жанре  существует  понятие лирического героя.  Иногда такой герой определяется автором от первого лица,  через местоимение  Я ("Я из лесу вышел..."),  иногда главный герой (и часто единственный) стихотворения описывается как Ты ("Ты был бунтарем и дрогнула тьма"-А.Макаревич),а  иногда это вообще Он ("Он слышал ее имя, он ждал повторенья..."-Б.Гребенщиков).

В нашем  исследовании  делается попытка связать употребления местоимений во внутренней речи,  в  художественном  творчестве  с преимущественным  самовыражением тех или иных глубинных структур, описанных К.Г.Юнгом (Эго, Тени, Анимы/Анимуса и др).

Начнем, пожалуй, с архетипа Эго.

Эго. Интересно, что многие  исследователи,  выделяя  сознательную часть  психики,  не сговариваясь,  нарекали ее именем местоимения первого лица - Я (.Джеймс, З.Фрейд и др.). И пусть, что такое Я, каждый все равно понимал по своему,  однако я не встретила ни одного возражения против самого наименования этой структуры местоимением первого лица.  Вероятно, такое безоговорочное принятие означает,  что местоимение Я в речи (все равно внешней или внутренней),  действительно,  выражает максимально осознанную часть личности или, говоря языком аналитической психологии, является ипостасью архетипа Эго.

Рассмотрим, какую  часть  личностного  материала  группирует вокруг  себя местоимение Я в поэтическом творчестве.  Появление в речи единственного числа первого лица обычно выражает собственную позицию автора,  его мнения, интересы, потребности. Очень часто Я автобиографично,  от имени Я автор  вводит  в  действие  элементы собственной биографии. За примерами здесь можно не ходить далеко. Так в “Евгении Онегине” А.С.Пушкина авторское Я является одним из героев  романа,  в  биографии  Я прослеживаются отголоски событий, происходивших с самим поэтом. И монологах Я явно звучит голос самого А.С.Пушкина,  это его мнение выражает Я, его отношение к людям и событиям.  В сущности так оно и должно быть,  если Я в речи является воплощением сознательной части личности.

С.Л.Рубинштейн, говоря о осознании ребенком собственного  Я, неоднократно  подчеркивал, “что  ребенок  далеко не сразу осознает себя,  как Я; в течении первых лет он сам сплошь и рядом называет себя по имени, как его называют окружающие”. Существует предположение,  что на ранних стадиях развития человеческой цивилизации местоимение Я также отсутствовало и первобытные люди,  говоря о себе,  пользовались именем.  Отсюда и множество легенд о таинственной силе, заключающейся в имени человека.

Древние египтяне, в качестве одной из душ человека, играющей очень важную роль в реальной земной жизни человека выделяли имя -Рен. Возможно, сущность, именующая себя Я, близка этой древнеегипетской  душе.  И в художественном творчестве эта связь имени и Я проявляется особенно сильно.  Я обычно  синонимично  собственному имени автора. Иногда автор вводит лирического героя не через Я, а через свое имя.  Например,  у Владимира  Маяковского  В  качестве действующего  лица  в  поэме "Владимир Маяковский" появляется ...Владимир Маяковский.  В другом его  же  произведении :"Необычайное приключение  бывшее с Владимиром Маяковским на даче" - имя и Я взаимно переходят друг в друга, у заглавии фигурирует имя, а в тексте появляется Я:

"В упор я крикнул Солнцу: "Слазь!

Довольно шляться в пекло!"

Хотя конечно таким образом определенное Рен, не обладает над нами той магической властью,  которую ему приписывали египетские жрецы. Но какая-то власть у имени безусловно есть, вспомните, например,  третье  правило  из знаменитых советов Карнеги, соблюдение которых позволяет понравится людям: "Помните,  что  имя человека  -  это самый сладостный и самый важный для него звук на любом языке".

Таким образом,  возможно Я и Имя - это два разных наименования одной и той же ипостаси архетипа Эго.

Какими еще  качествами  облагает эта ипостась.  Прежде всего обращает на себя внимание почти полное отсутствие у нее  самокритичности.  Обычно Я просто не может сказать о себе плохо. В художественном творчестве Я никогда не бывает  действительно  отрицательным  персонажем,  любовно  описанный автором образ Я со всеми его недостатками,  всегда несет в себе отпечаток авторской симпатии.  Я не может быть плохим. Может быть, именно этим объясняется тот феномен, что читатель часто сочувствует отрицательному герою, даже преступнику, если тот описан автором от первого лица. И если мы все-таки попытаемся сказать о себе нечто негативное,  за  этим всегда  подразумевается  большое  "Зато...".  У Б.Гребенщикова:

"Я знаю,  что будет, но ничего не могу".

 "Я" здесь, конечно, ничего не может,  ЗАТО /!/ хотя бы знает что будет, в контексте стихотворения это можно понимать и как сравнение с другими, которые даже не знают.  Таким образом,  Я может также отмечать у себя недостатки, но лишь такие, которые являются прямыми продолжениями достоинств, или наоборот основой оных.

Я,

Осмеянный у сегодняшнего племени

Как длинный

Скабрезный анекдот –

Вижу идущего через горы времени

Которого не видит никто

/Вл.Маяковский[1]/

Неспособность Я  к критической оценки себя не означает,  что подобное качество несвойственно и личности в целом.  Просто отрицательные стороны своей натуры автор обычно выражает через другие местоимения, например через ... Мы.

"Мы ленивы и нелюбопытны" - заметил классик, наверное имея в виду,  что он ленив и нелюбопытен. Понравившуюся цитату подхватили,  я сама встречала ее у десятка разных авторов, везде с сохранением множественного лица.

"Ленивы и нелюбопытны,

бессмысленны и беспощадны "

- сокрушается Т.Кибиров, сохраняя множественное лицо. Местоимение Мы также является ипостасью архетипа Эго. Описывая этот  архетип,  К.Г.Юнг  подчеркивал его двойственную природу. Эго одновременно является личностным образованием,  центром  личности этого конкретного индивидуума и архетипом - компонентом коллективного бессознательного,  равно присущего всем людям. И через местоимение Я выражается более личностная  сторона,  а  через  Мы  коллективная, общечеловеческая.

И когда  человек говорит своих недостатках,  ему свойственно выражать их посредством местоимения Мы,  и только  это  позволяет ему преодолеть эгоцентризм Эго,  не желающего замечать в себе ничего недостойного, разве что если  разделить его вместе с другими... И порой получается так,  чем более эгоцентрично Эго,  чем более оно "виновно", тем более "плохим" выступает у него выступает Мы.

Например, в работе,  посвященной психоистории русской литературы И.П. Смирнов выводит основную идею философской системы  Н.Ф.Федорова ( идею патрофикации - воскрешения сынами предков отцов) из скрытого эдипова комплекса. Однако Эдипов комплекс – это весьма интимное переживание раннего детства, и каждый ребенок желает смерти своему собственному отцу,  а не всем  вообще.  Однако даже  сам  Фрейд  ввел  в научный обиход понятие эдипов комплекс, лишь скрывшись за максимально обобщенным Мы,  и распространив переживания  Эдипа на все и вся психическое.  Вот и автор философии общего дела пишет: “Мы сыновья...виновны  ...  в  смерти  отцов” а не я,  Николай Федорович Федоров, виноват в том, что мой отец умер.  Здесь психоаналитическое Мы отягощено и комплексом вины и угрызениями совести Эго.  Но человек, чье детство не было заполнено переживаниями Эдипа, (например,  К.Хорни считает,  что в психологии женщины соответствующий комплекс  не  играет особой роли) вряд ли употребит в этом случае местоимение Мы.

Таким образом,  Мы в речи часто выступает, как отрицательный персонаж.  Возможно именно это привело к тому, что некоторые исследователи  даже предположили,  что в отношениях Я- Мы всегда есть что-то демоническое.  Однако,  как  мне  кажется,  это только одна сторона явления.

Не следует забывать, что когда Рубинштейн говорил, что субъект - это Мы,  или Я - это Мы ( а кроме научного значения, в этой фразе еще и налицо употребление соответствующих местоимений в  речи) он не имел в виду ничего плохого,  более того,  подчеркивал в человеке "вершинное", идеальное, которое, также как и недостатки, является общечеловеческой чертой.  Вот и Юнг отмечал, что все без исключения человеческие идеалы архетипичны.  И в знаменитом высказывании Канта  “...моральный закон в нас”,  опять-таки звучит это в Нас.

Так, по  всей видимости выражается коллективная часть архетипа Эго.  Мы - это не недостатки и Мы - это не идеалы. Мы – знак всеобщности  описываемого качества.  При этом употребление в речи Мы,  подчеркивает принадлежность автора к  этой  общности.  Автор осознает данное качество, признает его своим. Мы это и Я тоже. В следующих разделах этой главы будет проведен более подробный анализ употребления местоимения Мы во внутренней речи.

Другое распространенное местоимение в наших внутренних  диалогах  -  это  Ты.  Ты - один из самых многоликих и разнообразных персонажей.

  Другой в структуре личности. Прежде всего  Ты  - это Другой.  Именно так воспринимают это местоимение большинство исследователей (С.Л. Рубинштейн, М.Бубер, В.П.Зинченко и др.) Обобщенный Другой  или  один из множества конкретных.  Но в любом случае это интроецированный другой,  то есть принятый внутрь,  то есть образ другого в психике автора.

Поскольку современная психологическая наука склоняется к тому, чтобы изучать личность человека вместе со сложной системой ее взаимоотношений с миром,  то мы можем  рассматривать  особенности взаимоотношений  Я  -  Ты  как интрапсихические.  Ибо,  как пишет К.А.Абульханова-Славская:  "В структуру "Я"-концепции  включаются отношения  между мной и другими людьми,  она охватывает специфику отношений "Я - Другой".   Таким образом, Другой или даже Другие могут также рассматриваться как субъекты внутреннего диалога. Собственно говоря,  именно с этого-то и  начинается  диалог. Ибо пока в психике царствует Я и только Я, диалога быть не может, возможен только монолог.

Следовательно,  лишь  с  появлением  во внутренней  речи  местоимения Ты,  мы можем говорить о переходе к диалогичному мышлению.  В классических работах по внутренней речи Г.М.Кучинского приводятся примеры решения задач испытуемыми с монологичным и диалогичным мышлением.  В диалогичных рассуждениях испытуемых появляется второе лицо, обращения ко второму лицу, соответствующее построение фраз,  ну и, естественно, местоимения второго лица. То есть критерием диалогичности мышления выступает наличие в речи второго лица,  или как сказали бы мы, появление местоимения Ты в качестве субъекта.

Большинство исследователей полагают,  что мышление  в  форме диалога  более  сложное и оно развивается с возрастом из простого монологичного мышления и присуще сложной личности,  субъекту деятельности  (К.А.Абульханова),  характерно для творческой деятельности (В.С.Библер), при чем переход к диалогичному мышлению происходит при решении более сложных интеллектуальных задач и свойственен тем испытуемым,  которые решают эти задачи более  успешно (Кучинский Г.М.).

Вообще Ты как другой - необходимое условия развития  психики человека. Однако при этом С.Л.Рубинштейн подчеркивает, что “Каждый индивид как "Я" отправляется от "Ты" ,"Он" (2-е,  3-е  лицо), когда  "Я"  уже осознанно как таковое”.  Вот и во внутренней речи местоимение Ты,  как персонаж мысленного диалога, появляется гораздо позже, чем Я.

Первое Ты во внутренней речи - конкретный другой,  например, когда человек высказывает свои мысли в форме рассказа их другому человеку. В поэтическом творчестве такие стихи всегда кому-нибудь посвящены, и часто снабжены этим посвящением.

Постепенно конкретные  Ты сливаются в некий обобщенный образ Другого. Как мне кажется, отношения Я к обобщенному Другому в поэтическом творчестве может проявляться в отношениях Я к безличным Ты, когда местоимение есть, а кто под ним скрывается не знает даже  автор  или  в отношении к символическим фигурам /морю,  душе, свету и т.д./

“Бессонница! Друг мой

Опять твою руку

С протянутым кубком

Встречаю в беззвучно-

Звенящей ночи[2].”

Это стихотворение Марины Цветаевой обращено к безличному образу - к Бессоннице. И во взаимодействии авторского Я с безличным Ты бессонницы отражается отношение Я к обобщенному Другому,  точнее обобщенной Другой, ибо бессонница - образ женского рода.

Как мы полагаем, основным свойством внутренней речи является стремление  ее  к проявлению во вне в виде речи внешней.  Недаром так многие люди оставшись одни начинают говорить вслух.  А невозможность вести речь во вне,  например в случае отказа экспериментатора беседовать с испытуемым,  приводит к продолжению дискуссии в  форме  внутреннего диалога,  а внутренний диалог легко переходит во внешний,  если появляется возможный собеседник.

Возможно, глубинным механизмом таких известных  явлений  как трансфер в психоанализе,  поведенческих игр Э. Берна является проявление вовне излюбленных диалогов (а то и  монологов)  личности. Излюбленные диалоги - это те беседы, которые авторское Я мысленно ведет с обобщенным (а может быть и обобщенными) Ты. Так как любая мысленная  речь  стремится стать внешней,  то излюбленный диалог, проявляясь, приводит к реализации поведенческого стереотипа. И, наоборот, слова других людей, их воздействие и убеждающая сила зависят только от того, включит их личность в свой внутренний диалог или не включит. Как отмечает Г.М.Кучинский  “Голоса других людей не оказывают прямого непосредственного воздействия на личность. Они включаются в ее внутренний диалог, погружаются в контекст диалогических реплик личности, выражающих ее сомнение, несогласие, одобрение и т.п. ... И чужие голоса, и собственный голос личности  претерпевают во внутреннем диалоге значительные преобразования. Здесь и присвоение чужих голосов, их слияние с собственным, и отчуждение собственного голоса, отстранение от него, и развертывание голосов, развитие, обогащение новым содержанием, и их свертывание, вплоть до вытеснения в область неосознаваемого. В этой связи  отметим, что неотторжимость внутреннего диалога личности от ее общения с другими  реальными собеседниками в некоторых случаях становится  аналогичной той связи, которая существует  между сновидениями  личности и ее жизнью в состоянии бодрствования. Это тем более так, если учесть, что внутренние диалоги нередко продолжаются и во время сна, образуя его смысловое ядро.

Усложнение мысленного  диалога связывают с дальнейшим развитием личности.  Если первое Ты в нашей речи - это  Другой,  то  в дальнейшем в нашей психике может появляться иное Ты.  Это обращение на Ты к самому себе.  Однако чтобы личность могла обращаться к своему  Я  на Ты,  центр осознания личности на этот момент должен перемещаться в какую-либо другую структуру. Одно из возможных перемещений - это, естественно,  в Другого,  таким образом мы можем, например,  воссоздавать его ответные реплики. Но существуют и более  глубинные  архетипичные структуры,  в которые может переместиться центр осознания личности,  чтобы иметь  возможность  обратиться на Ты к покинутому Эго.

Сверх Я или Мудрый старец. Многие исследователи в своих моделях психики в качестве отдельной субличности выделяли некий высший,  стоящий над Я контролирующий центр.  З.Фрейд называл его Сверх Я, Э.Берн - Родителем, Ф.Перлз  -  Собакой Сверху.  Как мне кажется,  этот стоящий над Я персонаж,  то деспотически-гневный,  то божественно- мудрый, есть ни что иное как Мудрый Старец К.Г.Юнга. Именно в нем запечатляются образы родителей,  учителей и вообще всех, кто старше и умнее. Но Мудрый Старец, подобно другим субличностям - архетип и естественно не исчерпывается этими интроецированными фигурами, он всегда что-то большее и глубинное, в предельном случае Божество.

После формирования этой структуры, взаимоотношения Я -Ты могут  происходить  в  двух направлениях от нижестоящего Я (архетип Эго) в вышестоящему Ты ( Мудрый старец);  и наоборот от вышестоящего Я (Мудрый старец) к Ты ( Эго).

В первом случае фигура Ты по  определению  выше  лирического героя.  Во  всех молитвах всех народов именно на Ты человек обращался к Богу,  начиная еще  с  древнеегипетского  гимна  Осирису: “Слава тебе, Осирис,  царь богов,  Владыка вечности...”. Возможно именно эту особенность диалога отметили  В.П.  Зинченко,  и Е.В.Моргунов,  говоря,  что  во  взаимодействии  Я-Ты всегда есть что-то божественное.

Мудрый старец также может проявится через любую фигуру, стоящую над Я.  И взаимоотношения между ними - это не всегда почитание низшего высшим, но Ты Мудрого старца всегда выше Я. Например, в поэзии Бориса Гребенщикова можно выбрать несколько таких фигур. Это Хозяин (стихотворение "Хозяин"[3]):

“Хозяин, прости, что тревожу тебя. 

Это несколько странный визит”.

Генерал (стихотворение "Генерал"):

"Генерал, разрешите войти без доклада.

Не стреляйте в меня, посидим полчаса в тишине...".

 Во втором  случае  центр  осознания  личности перемещается в Мудрого старца и от его имени (Я - Мудрый старец)  обращается  на Ты к Эго.  Кстати, это еще один способ каким личность может воспринять негативную информацию о себе .  Первый был через местоимение Мы,  второй через Ты, когда центр личности находится в вышестоящей структуре,  которую З.Фрейд называл Сверх Я, а Э.Берн -  Родителем. И опять же через местоимение Я идет только положительная информация,  ибо для отрицательной есть Ты.  Кстати,  большинство людей, мысленно ругая себя (естественно, ругая искренне) самопроизвольно переходят на местоимение Ты. В самокритичности Мы обычно подчеркиваются всеобщие недостатки,  свойственные конечно же личности,  но как и всем, как и всем..., а на Ты критикуется индивидуальное Я.

Именно Ты является одним из главных героев второй части знаменитой  работы  датского  философа  Серена  Киркегора  "Одно  из двух" , к Ты обращается автор и от имени Ты воспроизводит возможную  ответную реакцию.  Кто же здесь этот Ты?  Эту свою работу Киркегор опубликовал под псевдонимом, и в предисловии было сказано, что автором первой части является господин А, а вторая содержит записки господина В,  его письма к А.  По всей  видимости  мы имеем дело с довольно явным случаем выражением во вне внутреннего диалога самого философа,  где А и В его  внутренние  собеседники. Мир  Киркегора состоит из двух последовательных стадий: эстетической и этической (позже автор венчал их третьей  -  религиозной). Автор  первой части - Я - эстет,  взахлеб описывает радость жизни ради удовольствия. Автор второй части - этик -  предлагает  совсем другие идеалы и осторожно критикует первого. И снова критика возможна лишь тогда,  когда центр личности сместился в этика, она ведется от имени Я к Ты.

Заметим далее,  что Я, Ты, Мы - это вполне сознательные персонажи,  большей своей частью принадлежащие сознанию, хотя бы потому что они способны вести осмысленный  диалог.  А  связь  речи, языка и сознания в той или иной форме подчеркивалась многими исследователями.  "Каким  образом  что-либо  становится   сознательным? - спрашивал  себя  Зигмунд Фрейд и сам же отвечал :"Посредством соединения с  соответствующими  словесными  представлениями" .

Совсем иначе дело обстоит с местоимениями третьего лица. Наша сознательная личность во внутренних монологах через третье лицо обычно себя не выражает.  И во внутреннем диалоге Он, Она, Они не являются активными субъектами.  Значительная часть местоимений третьего лица употребляется в нашей речи, и действительно, вместо имени,  имени конкретного существительного.  И многочисленные Он, Она,  Они,  которыми изобилует наше внутренняя речь,  - это родственники, соседи, сослуживцы,  люди  вообще.  И употребление в этом случае местоимений третьего лица вполне оправдано правилами грамматики,  и вряд ли несет особую психологическую нагрузку.  Просто это еще одно наименование конкретных других.

Однако есть определенные отличия между употреблением местоимений второго и третьего лица в этих случаях.  Во-первых, Ты подразумевает  наличие собеседника и появляется в диалоге,  а третье лицо - в монологе.  Во-вторых, третье лицо говорит об отдаленности,  отстраненности говорящего от того, о ком идет речь. “Независимо от того, выступает ли другой человек в качестве другого "Я", близкого "Ты",  или далекого "Он" личность должна строить отношение к нему как к субъекту”, - пишет К.А.Абульханова-Славская. Здесь третье лицо говорит от отдаленности Другого.  В обычной беседе употребление 3-его лица вместо 2-го в присутствии собеседника  может быть намеренным оскорблением ("А что это он себе позволяет?").

ОНИ в структуре личности. Объектом нашего  исследования будут местоимения третьего лица,  употребляющиеся в речи без существительного, абстрактные Он, Она, Они, или же вместо безличных существительных, символов.

Аналогом внешней удаленности во  внутренней  речи  выступает вытеснение.  Недаром З.Фрейд назвал все бессознательное,  включая вытесненный из сознания материал, местоимением 3-го лица -Оно.

Однако местоимений третьего лица гораздо больше чем одно,  и как мне кажется,  каждое из них представляет свою особую  субличность,  группирующую вокруг себя свою часть вытесненного материала.  Если же взять классическое Оно, я полагаю, эта часть бессознательного, действительно, объединяет все наиболее темные стороны человеческой натуры.  Оно,  употребляемое без  существительного это нечто страшное, темное и всегда неизвестное. В одном из романов Стивена Кинга ОНОм называлось отвратительное чудовище,  живущее в канализации и воплощающее в себе все самые худшие качества, по ходу произведения Оно  активизировало  в  жителях  города  все те "злобно -агрессивные и безудержно сексуальные желания",  о которых поминал Фрейд.  Оно - существо без пола и  возраста  (хотя  в действительности  может  иметь и то и другое,  подобно тому,  как имело на самом деле пол чудовище у Кинга) важно ,что  оно  всегда воплощает  максимум  отвращения автора.  Если же автор относится к своим героям с симпатией, то он никогда не называет их местоимением среднего рода, как не называл “оно’м” своих андрогинов с планеты Зима  Урсула Ле Гуин. В системе К.Г.Юнга Оно -это Тень,  вытесненные из сознания,  из Эго не совместимые с  ним чувства,  мысли,  психологические качества. Оно в речи – ипостась Тени, при этом наиболее отвергаемая ипостась, объединяющая вокруг себе  все  наиболее  темные стороны человеческой натуры.  В менее сильной форме отрицательные качества нашей Тени  предстают  перед нами под именем Они.

Во внешней речи традиционно  противопоставление  Мы  и  Они.("Мы хоти мира, а они ведут дело к войне", "Не позволим решать им за нас" и т.п.

Однако, если Оно отвергается категорично,  и психологический материал,  сконцентрированный вокруг данного местоимения, воспринимается  личностью  как  изначально  внешний, то Они чаще всего -личностные качества,  мнения, чувства, желания, изгоняемые из Мы, отвергаемые коллективной ипостасью Эго,  вытесняемые.  Во внешней реальности,  Мы - это та человеческая общность (к  том  числе  ее обобщенные психологические характеристики) к которой личность себя относит;  а Они - та,  которую человек отвергает или покидает.

Герой поэмы Марины Цветаевой "Перекоп" белогвардеец, перебегающий к красным мучается:

"А все - мы!

Как мы превратить в "они"?".

А в повести Г.  Померанца "Записки гадкого утенка" вот так описана эта метаморфоза (как Мы превращается в Они): “Мы...  в  моих  глазах постепенно теряло человеческий облик.  Становилось маской, за которой шевелилось что-то гадкое, липкое... "Мы" умерло, стало разлагающемся трупом,  и в этом трупе, как черви, кишели "Они".” Вытесняя материал из Мы в Они, таким образом человек вытесняет,  его отвергает, и обычно уже не считает своим. Хотя в рамках психоаналитической теории вытесненное из сознания никуда  не  девается  из психики,  и выдавленные по каплям рабы существуют в Тени. Кстати, Юнгианский архетип Тень,  возможно является аналогом той древнеегипетской души, имеющей даже такое же название: Шуит /Тень/.

Он и Она в структуре личности. Что же касается персонажей,  скрывающихся под именами  Он  и Она,  то у мужчин и у женщин это ипостаси различных архетипов.  В том случае,  если местоимения Она и Он  употребляются  не  вместо имени  определенных мужчины и женщины,  а безотносительно к конкретным людям,  то мы имеем дело с собственной (вытесненной как  и все местоимения 3-го лица) ипостасью личности.

В аналитической психологии  считается,  что  каждый  человек психологически андрогинен,  несовместимые с полоролевым самоопределением черты и особенности личности вытесняются,  образую  своеобразную часть души:  женскую у мужчины /Аниму/ и мужскую у женщины /Анимус/.

Анима представляет собой вытесненные женские качества у мужчины, со временем она постепенно впитывает черты многих встреченных женщин,  прежде всего,  черты матери и становится образом той единственной,  которую мужчина безнадежно ищет вовне.  Считается, что  Татьяна  Ларина была Анимой А.С.Пушкина,  а Наташа Ростова - Л.Н.Толстого. В поэтическом творчестве мужчины Анима является нам под  именем  Она.  Вообще  для нашей культуры характерно называть идеального партнера соответствующим местоимением 3-его лица.  Для мужчины  это Она ("Потому что никак не могу встретить Ее",  "Ну и кто же Она?", "Оказалось, что не Она") Эти и подобные предложения очень распространены в нашей речи,  здесь местоимение (при письме его обычно пишут с большой буквы) означает именно  идеальную  для данного мужчины женщину. В поэтическом творчестве Она также является воплощением Анимы и психологически представляет собой  собственные  "женские" особенности автора,  естественно хорошо вытесненные.

Этот внутренний  образ  весьма живуч,  я бы сказала,  что он просто живой и сохраняет все свое своеобразие от стихотворения  к стихотворению и даже меняется со временем, как реальная личность.

Если Она из раннего хита А.Макаревича[4] "идет по жизни смеясь" и "все с восхищеньем смотрят ей в след...", и

И новые лица

Торопятся слиться

В  расплывчатый круг

 Как будто друзей и подруг .

Поэтому то они и ...

Не замечают,

как плачет ночами

Та, что идет по жизни смеясь.

Наверное после этих строк никого не удивит метаморфоза, произошедшая с лирической героиней А. Макаревича лет через  десять (в песне “Когда ее нет”)..  Теперь Она   - та,  что шла по жизни смеясь - теперь ...

Она любит больных

И бездомных собак,

И не хочет терпеть людей". (вероятно, тех самых, что были “как будто друзья и подруги”.

     Но это все та же Она.  Десять лет назад,  она шла

"Встречаясь и прощаясь,

Не огорчаясь,

что прощанья легки , а встречи на раз",

Теперь по прежнему

"Она может сказать: "До завтра", 

И исчезнуть на несколько лет".

И, наконец, через много- много лет уже состарившаяся авторская героиня А.Макаревича, научившаяся говорить “Нет”, по почему –то так и нашедшая свое счастье (это странно, но авторским героиням – выражению Анимы  - обычно у А.Макаревича не везет в личной жизни), так вот эта героиня по - прежнему осталась самой собой.

 “Она так хочет, что бы все как у всех

Но при этом не так как они

Она свободна, как и была,

Она умеет говорить слово “нет”,

Но все больнее заедают дела,

И уже не шестнадцать лет.” 

В женской поэзии аналогичный идеальный мужской образ, а точнее собственный Анимус, появляется под именем Он. Мы не будем разбирать его подробнее, потому что уже провели  подобный  анализ  для персонажа Она у мужчины.

Двойник. Другая очень интересная субличность - это вытесненный персонаж единого пола с автором, Он у мужчины и Она у женщины, естественно, если местоимение употребляется не вместо конкретного имени.

Иногда этот  образ  часто связан с образом Другого.  Но этот уже не тот другой,  который Другой. В этом смысле очень интересно стихотворение  Марины  Цветаевой  "Наяда". Здесь две героини:  Я и Она: Я - морская дева, Наяда; Она - Другая, Волна, связанные узами  “ дружбы гордой и голой”.  Постепенно образ Другой все более оживает, персонализуется,  из первоначальной  неясности,  зыби   (“между грудью и зыбью”) и становится все более человеческим  (“между грудью и грудью”).  И узнавая друг друга, героини словно меняются местами, растворяются друг в друге

-Нереида! -Волна!

Ничего нам не надо

Что не я, не она

Не волна, не наяда.

 И, наконец, узнавание завершено, у поэтессы вырывается признание:  “Раз меж мною и мною ж”.

“Побережье бродяг,

Клятвы без аналоев.

Как вступлю в тебя брак,

Раз меж мною и мною ж...”

Она становится "мною",  назовем это пока вторым Я.

Вообще этот  вытесненный  персонаж  единого пола с автором  фигура чрезвычайно интересная. У него есть несколько характернейших особенностей. Во-первых, чаще всего он описывается как пришелец,  гость, явившийся к автору порой без всякого желания последнего.  Он - это черный человек Сергея Есенина. В конце концов навязчивый Он оказывается ...  зеркалом: "Я - один и разбитое зеркало". И это другая особенность персонажа, обычно он является к нам из Зазеркалья, с той стороны, из-за некой грани, границы ...

Пограничный Господь стучится мне в дверь

Звеня бороды своей льдом \...\

Он похож на меня, как две капли воды,

Нас путают, глядя в лицо.      

  /Б.Гребенщиков/

В третьих,  гость оказывается фигурой противоречивой,  сложной, обычно в его облике отчетливо проступают черты, свойственные и  Богу  и Дьяволу.  “А он выглядит бесом,  хотя он Господь” – у Б.Гребенщикова .

К.Г.Юнг в автобиографии описал, как он встречался с подобной фигурой в своем воображении. Это был старец с крыльями зимородка и рогами быка.  Опять же совмещение признаков традиционно относящихся к нечистой силе /рога/ и ангелам /крылья/.  Юнг воспринимал этот образ как двойника. И это четвертая и, пожалуй, самая важная особенность персонажа,  то что Он - Двойник. "Он  похож  на меня как две капли воды"- говорит Б.Гребенщков . "Меж мною и мною ж" - у М. Цветаевой.

     Взаимоотношение авторского Я с Двойником могут  складываться по  разному:  от Есенина с его резким неприятием Черного Человека до Владимира  Высоцкого:

“Прошу ни любви ворованной

Ни Милости на денек

Пошли мне, Господь,  второго,

Чтоб не был так одинок”.

Каково же психологическое содержание образа Двойника? Прежде всего, как и все персонажи третьего лица, Он - образ вытесненный, бессознательный.  Если несовместимые с  сознательными  установками, представления морального, нравственного характера, вытесняясь, формируют Тень, позже являющуюся нам под местоимениями Оно, Они, а психологические особенности,  не соответствующие полоролевому самоопределению образуют Аниму (Анимус),  то  чем  же  является  Он (Она) единые по полу с автором? Вероятно,  Он(Она) - это те черты и особенности личности,  которые могли бы быть у нас, но не получили должного развития,  порой по независящим от нас причинам ( школа,  семья,  улица). Просто потому , что возможностей всегда больше, чем получается реализовать. И так с каждым годом нереализованные потенции (не отвергаемые сознанием,  как несовместимые с моральными  нормами,  а просто не востребованные,  ведь нельзя же стать сразу всем) вытесняясь,  образует своеобразный  персонаж  -нашего двойника.  Он - это то ,  чего не хватает нашему Я,  чтобы достичь целостности.  Он - то,  чем мы бы могли стать при  других начальных условиях, в другом месте и времени.

Таким образом,  исследуя  особенности применения местоимений во внутренней речи на основе художественного творчества или  других каких либо проявлений, мы можем выделить во внутреннем пространстве психики те или иные субличности, частично соответствующие  классическим  архетипах аналитической психологии,  частично представляющие интроецированных других людей, иногда воплощающиеся в себе Идеальные Образы (образы Высшего Я,  образы Божества, образы Идеального Другого). Ипостасями (воплощениями) отдельных субличностей  максимально обобщенные образы поэтического творчества, являющиеся нам под видом местоимений.

Местоимения первого лица (Я, Мне, Мы)  и Имена собственные связаны с самовыражением максимально осознанной части личности. К.Г. Юнг полагал, что эта часть личности (сознательная) и есть Эго. Каждое местоимение первого лица выражает лишь части психологического материала, присущего данной субличности.  Я – это момент самоосознания  личности. Я - всегда авторский персонаж,  связанный с особенностями биографии конкретного индивида, его представлениями о самом себе, своих психических особенностям и способностях.  Появление в художественном произведения Я, означает что в произведение входит сам Автор, это его мнение прозвучит и его жизнь войдет во взаимодействие с реальностью вымысла.  Местоимение Мы – также выражение архетипа  Эго, но если Я было рупором индивидуальной части Эго, то Мы – коллективной. Местоимение  Мы вводит в произведение мнение большой группы, к которой относит себя автор, это не только его точка зрения – это точка зрения коллектива, это не только его индивидуальная особенность, эта распространеннейшая черта в его группе и т.д. Через Мы впускаются в сознание  и в недостатки собственной личности (как недостатки присущие  всем в моей группе, ну и мне тоже). Так что, Мы довольно разноплановый персонаж,   возможны  и другие  варианты его интерпретации, о некоторых из которых мы поговорим в следующей главе.

Местоимения третьего лица  выражают вытесненные, подсознательные части личности. По Юнгу, это архетипы: Тень, Анима/Анимус, Двойник. Тень – негативные черты самого себя личности, повергшиеся  обструкции со стороны сознательной части личности и вытеснившиеся  в глубины подсознания. Тень приходит в художественное творчество, скрывшись под образами “Оно” и “Они”. По большей части, то, что авторы именуют местоимением Оно выражает максимум  авторской неприязни и негодования. А что можно не любить больше, как свои собственные отрицательные черты. Анима и Анимус –  это соответственно внутренняя женщина в каждом мужчине, и идеал той женщины, которую он ищет во вне, и внутренний мужчина в женщине, также являющийся ее идеальным внешним мужчиной. В художественном творчестве эти архетипы выражаются через местоимения Она (анима) у мужчины и Он (анимус) у женщины.  Художественные образы  Он/Она, единые   по полу с автором – это самовыражение другой вытесненной субличности – Двойника. Двойник есть у каждого человека, точнее, наверное, у человека много Двойников – это те наши черты личности, способности и направления жизненного пути, не получившие развитие в реальной жизни.

Вместе с местоимениями второго лица  в художественное творчество входят образы  Других.  Большая часть персонажей, выведенных под местоимением Ты – это конкретные, обобщенные или идеальные Другие. Впрочем, на Ты человек может обращаться и к самому себе. Но другой все равно присутствует в этом произведении, и чаще от его-то и имени и обращается автор к себе на Ты. Через местоимение Ты можно и покритиковать себя, можно и похвалить. В любом случае обращение Ты означает что появляется собеседник, а монолог художественного произведения, сменяется диалогом. Личность автора также претерпевает изменения. Личность усложняется за счет включения в себя образов Других людей, осознания отношения к Ним и  ожидания   ответного отношение Их к Тебе. А последнее означает расширение сознания и перемещение  Центра осознания себя  из Эго в другие архетипы и субличности.

Следует участь, что все сделанные выводы, относятся только к употреблению местоимений в художественном творчестве и не всех местоимений, а тех, что выступают в качестве персонажей – главных героев произведения, без имени, без фамилии – просто Он, или просто Ты, или просто Я. Большинство выделенных закономерностей относится не только к поэтическому самовыражению, но и ко всей внутренней речи вообще. Однако есть и  некоторые отличия, о которых мы поговорим в следующих  главах.

 

Переход на главную страничку Эксперимента http://experiment4.narod.ru/index.html.

При использовании материалов с сайта – ссылка на сайт обязательна.